Джон О`Хара - Дело Локвудов
— По-твоему, ты сентиментальна?
— Вероятно, нет. Но все же более сентиментальна, чем ты. Говард был сентиментален и ни капельки не романтичен. Я думаю, романтики умнее.
— По-моему, умные люди не могут быть сентиментальны, — сказал он.
— Ты выразил эту мысль лучше. Ты так умен, что никак не можешь быть сентиментальным, но романтичным — да.
— Ну, так вот: я приехал в Нью-Йорк, побуждаемый романтическим, а не сентиментальным чувством.
— Хорошо. Согласна.
— Скучала по мне?
— В последние дни — очень. А всю прошлую и всю позапрошлую неделю так уставала, что еле добиралась до постели. Я же говорила тебе.
— Да.
— Это правда. Я обожаю ходить по магазинам. Покупать одежду и прочее. Но обставлять дом… Купила все для спален, туалетных комнат и холлов второго этажа. И для столовой, маленькой гостиной и холла первого этажа. А вот с большим нижним залом ты должен помочь.
— Нет, я хочу, чтобы ты меблировала весь дом, кроме моего кабинета, — сказал он.
— Мне как-то неловко… Зал предназначен для приема гостей, и там твое участие должно больше чувствоваться.
— Ты же будешь там хозяйкой.
— А ты хозяином. К примеру, я видела большую китайскую вазу. Пять футов вышиной, на тиковой подставке. Невероятно красивая и ужасно дорогая.
— Насколько ужасно?
— Пять тысяч.
— Не слишком дорого, если сравнить с некоторыми другими китайскими вещами.
— Но не для сельской местности. И каждый день у тебя перед глазами. Она синего, темно-синего цвета, но не мрачная. Яркая. Узор же — светло-золотистый с черным. Прелестная вещь.
— Бери. Я вижу, тебе очень нравится. Что-то в этом роде как раз и надо поставить в юго-восточном углу зала.
— Мне бы не хотелось ставить ее там. Лучше бы с правой стороны. Сразу же, как войдешь из холла.
— Но тогда ты захочешь поставить что-нибудь и слева.
— Ах, милый, в этом-то все дело.
— Какое же дело?
— Я должна кое в чем признаться.
— Признайся.
— Эта ваза — парная.
— Десять тысяч?
— Восемь тысяч за обе. Я уговорила их сбавить цену.
— Значит, еще одно признание?
— Да. Я их уже купила. Ну вот. Думала, думала, как тебе сказать, а ты сразу и узнал. Ты просто вынуждаешь меня все тебе говорить, Джордж. Так уж получается. Как посмотришь на меня своими ясными голубыми глазами, так я невольно начинаю говорить то, чего и не собиралась. Но ты позволишь мне оставить их, правда? Я уже Придумала, на чем сэкономить четыре тысячи. На коврах в комнатах для гостей.
— Пусть эти вазы будут тебе подарком.
— Чудесно! К рождеству.
— Нет, это было бы несправедливо. Подарок к рождеству — особо. Будем считать вазы наградой за многие Часы ходьбы по магазинам.
— Честное слово, я с радостью приняла бы их и как рождественский подарок.
— Между прочим, подарок к рождеству я для тебя уже заказал.
— Заказал? Это такая вещь, что ее надо было заказывать за два месяца?
— Да. Только не пробуй отгадывать. — Он встал. — Пойду приму ванну.
— Ты хочешь, чтобы я была с тобой, когда ты вернешься?
— Да, — ответил он и больше не взглянул на нее.
Как только он закрыл за собой дверь ванной, она погасила стоявшую у кровати лампу.
Вернувшись в комнату, он, не зажигая света, снял трубку и сказал:
— Говорит мистер Локвуд из номера тысяча сто двадцать. Прошу не соединять со мной никого до десяти утра. До десяти. Спокойной ночи.
Проснувшись, он посмотрел на спавшую на другой кровати жену; было начало девятого. Он встал, побрился и принял душ. Как только он появился в комнате опять, она открыла глаза.
— Доброе утро, милый.
— Доброе утро. Ты сейчас будешь завтракать? Я хочу завтракать сейчас.
— Который час?
— Без трех минут девять.
— Я крепко спала.
— Да. Так как насчет завтрака? Заказать тебе или еще спать будешь?
— Ну что ты. Закажи. А я пока умоюсь.
— Хорошо. — Он дождался, пока она закроет за собой дверь ванной, и снял трубку. — Доброе утро. Говорит мистер Локвуд из номера тысяча сто двадцать. Я хочу заказать завтрак, но по-прежнему прошу никого со мной не соединять. И не до десяти, как я говорил, а до одиннадцати. Никаких звонков. А теперь, будьте добры, дайте мне буфет.
Он заказал завтрак: апельсиновый сок, гренки и кофе для жены; апельсиновый сок, овсяную кашу, яичницу с беконом, гренки, джем и кофе для себя. Когда еду принесли, Джеральдина все еще была в ванной. Официант ушел, и Джордж Локвуд постучал ей в дверь.
— Завтрак прибыл.
Она тотчас вышла.
— Я не имею ничего против, когда официант обслуживает меня одну, но ужасно не люблю, когда он приходит и видит здесь тебя.
— Почему?
— Я невольно начинаю угадывать его мысли. Как бы почтительно они себя ни вели, в большинстве своем это — иностранцы, а ты знаешь, о чем они думают. Каждый мысленно спрашивает себя: спали мы с тобой в одной постели или нет.
— Я уверен, каждый иностранец полагает, что кое-что было. Если не прошлой ночью, так позапрошлой. Или будет в следующую ночь. Или, глядя на нас, думает, что я, пожалуй, староват, а у тебя есть любовник.
— Есть. Ты.
— Благодарю тебя, Джеральдина. Налить кофе?
— Да, милый, пожалуйста. — Она встала рядом с ним, выпила апельсиновый сок, взяла из его рук чашку кофе и села напротив него. — Давно уже мы не завтракали вместе.
— Ты сама предпочитала, чтоб было так.
— Что делать? Ни одна сорокавосьмилетняя женщина не выглядит сказочной принцессой, когда встает утром с постели. И все же мы теряем оттого, что не завтракаем вместе.
— Возможно, в новом доме будет иначе. Встав с постели, я приму ванну и избавлюсь от бороды, ты себя приведешь в порядок, и мы встретимся, так сказать, за стаканчиком апельсинового сока.
— Мне нравится твой галстук, — сказала она.
— Да, вот что: я здесь пробуду с неделю.
— С неделю? Но ты почти ничего не взял с собой. Или багаж идет следом?
— Окажи мне услугу, а? Съезди в магазин братьев Брукс и спроси мистера Хантингтона. Я напишу на бумажке. Скажи Хантингтону, что мне нужно полдюжины сорочек. Когда ты назовешь себя, он будет знать каких. И потом привезешь их сюда. Сделаешь?
— Конечно. Мистер Хантингтон знает, какой материал, размер и прочее? Ты хочешь, чтоб я отправилась сейчас же?
— Сперва выпей кофе. Не мешало бы также надеть что-нибудь на себя.
— Ты и другого костюма с собой не привез?
— Некуда было класть, да и времени не было. Потом, может, сам съезжу к Бруксам и куплю что-нибудь. Если поедем ужинать, так в клубе у меня всегда хранится вечерний костюм и все остальное.
— У Говарда тоже так было. — Она улыбнулась. — Помню, однажды он решил не брать с собой вечернего костюма, потому что у него в клубе уже был костюм. Но когда он попробовал его надеть, то оказалось, что не сходятся брюки — настолько он пополнел.
— Но я же не пополнел.
— Ты торопишь меня, да?
— Немножко, — подтвердил он.
— А что плохого в сорочке, которая на тебе сейчас?
— Ничего. Но ведь новые сорочки мне придется сначала в стирку отдать, понимаешь? Слушай, Джеральдина, уже десятый час, а мне еще надо позвонить мистеру Деборио и договориться, чтобы сорочки были готовы сегодня же. Мистер Деборио — это управляющий.
— Знаю. Смешной такой человечек. Но совершенно очаровательный.
Джордж Локвуд взглянул на жену.
— Ну, хорошо, милый, хорошо.
Когда она ушла, он выждал десять минут, потом позвонил гиббсвиллскому адвокату Артуру Мак-Генри.
— Обычный случай нарушения владения, Джордж. Диген говорит, что вокруг имения расклеены предупреждающие надписи и что он, Диген, был у вас за сторожа. Никакой вины с вашей стороны не усматривают. Вы не ответчик. Если хотите дать семье мальчика немного денег, я могу оформить нечто вроде отступной и заготовить расписку. На этом, я думаю, все и кончится.
— Сколько надо, Артур?
— Ну, долларов двести — триста. Семья у них большая. Я объясню им, что вы хотите дать денег на похороны. Как вы знаете, у этих людей всегда туговато с деньгами, и сто долларов уйдет у них на оплату счета похоронного бюро.
— Дайте им пятьсот.
Артур Мак-Генри засмеялся.
— Если вы дадите пятьсот, то родители и слез не так уж много прольют. Шутка ли, привалит такое счастье.
— Я не хочу, чтобы обо мне плохо думали. Кстати, от Джеральдины я это происшествие скрываю. В утренней газете есть что-нибудь?
— Да. Маленькая заметка на первой странице. Ничего сенсационного.
— Можно сделать так, чтобы помощник следователя закончил дело до нашего возвращения?
— По-моему, это несложно. Я поговорю с ним. Думаю, дня за два, за три мы управимся. Сегодня делают вскрытие. Причина смерти очевидна, и ни о каком преступлении не может быть и речи, если не считать нарушения владения. Помощник следователя — молодой врач по имени Миллер. Возможно, вы его знаете. Он приехал в Шведскую Гавань около трех лет назад.
